never be the same
Это вообще нормально - наткнуться случайно у себя в папках с фотографиями на драббл по дигре, о котором даже не помнишь, потому что это было почти 2,5 года назад.
Начать его читать, словно в первый раз, при этом расчувствоваться почти до слез.
Надеяться, что он хотя бы дописанный, потому что интересно, чем все закончится.
И обнаружить, что нет.....т.т
Эх, сколько у меня недописанных фиков лежит. Некоторые даже весьма значительные по размеру. Раньше это просто было - ночью на работе скучно? Сиди пиши. Днем на учебе говорят что-то не по теме, пишешь в тетрадку, дома перепечатываешь. Три часа ночи, надо бы идти спать, а у тебя мысль прет, сидишь пишешь, какая разница - утром рано вставать не надо.
Сейчас.. все как-то иначе.
Даже немного больно, что не получается больше писать. Вернее обстоятельства не такие подходящие и располагающие.
И все-таки, раз нашла, пусть лежит. Но учтите - он не окончен, да.
Вообще подумаю, может, стоит и все остальные незаконченные найти и выложить. Пусть.
Фендом: D.Gray-man
Название: Без слов (не окончен)
Пейринг: Лави/Аллен
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, романтика
От автора: не знаю, что еще сказать... разве что.. так получилось, что читала под:
Может и не совсем подходит, но пробрало сильнее.
читать дальшеЕму уже не больно. Странно как-то – да. И немного неуютно. Но этот дискомфорт скорее внутренний, возникающий, когда хочется привычно крикнуть на весь Орден «Юу!», незлобно подшутить над Алленом, сделать комплимент Линали, пока этого не слышит её вездесущий старший брат, рассказать всем сотни увлекательных историй, а вместо этого с губ срывается лишь еле слышное хрипение – в лучшем случае, а чаще – просто громкий вздох. И судорожно поднимается грудная клетка, заглатывая новую порцию сухого воздуха, а сердце болезненно сжимается в груди, когда понимаешь: «Больше никогда». Уж если даже Старик так сказал, приходится верить. Хоть и больше всего на свете не хочется.
Непривычно. Не ему одному - всему Ордену. С того самого злополучного дня. Вместе с нападением группы акум четвертого уровня на небольшую группу экзорцистов, выполнявших самое обычное дежурное задание, и последующим ранением одного из них, последствий которого никто не мог даже предположить, исчез не только его голос - исчезло много звуков из самого Ордена, словно отголоски его несчастья коснулись каждого. Затих привычный, гудящий практически из всех углов здания говор сотрудников, стали тише боевые оклики Комуи, командующего очередной сворой своих изобретений, а Линали и вовсе стала говорить деликатным полушепотом. Словно всем было совестно за то, что они могут – а он уже нет. И никакие его бодрые улыбки, никакая быстрая поступь шагов, которой он теперь ознаменовывал свое присутствие перед тем, как повиснуть на шее у давно заметившего его, но совершенно никак не среагировавшего на это Канды, не могли переубедить их. В Ордене навсегда замолк один из самых звонких колокольчиков, способный разогнать тоску и тяжелые мысли каждого из его обитателей – и ничто не могло его заменить.
Сложно. Менять выверенную до крупиц манеру работы, учиться новым приемам. Он привык к тому, что разговор и нужные слова – лучший способ, чтобы влиться в среду, подобрать ключики к каждому необходимому человеку - чтобы скорее установить необходимые в коллективе взаимосвязи. Чтобы легко выполнять прямые обязанности ученика Историка. Нет, конечно, ранение никак не повлияло на его, так сказать, должность. В конце концов, Историк должен записывать историю, а не языком чесать,- а уж как он это будет делать, только его проблемы. Тем более что, сколько ни настаивал старый Книжник на том, что Лави нужен хотя бы небольшой отдых, чтобы оправиться, сколько ни предлагал съездить на целебные источники, подышать свежим воздухом, его ученик лишь упрямо качал головой, поправлял тугую повязку на шее и брал очередную кипу книг со стола. А во взгляде была такая загнанность, такая мольба о возможности хотя бы попытаться жить как обычно, что Книжнику даже не приходила в голову мысль сделать привычную выволочку за неумение держать себя в руках. Только не в этот раз. Он понимал. Поэтому тихо уходил, осторожно прикрыв за собой дверь библиотеки.
Больно. Не физически – к этой боли он уже привык и готов был терпеть, пока не зарубцуется под бинтом свежий шрам на коже. Больно морально. Даже не от того, что теперь не может быть обычным экзорцистом как и все – что случись, как он позовет на помощь? Будет в колокольчик звенеть? А окликать раненных как? Нет, ему теперь прямая дорога лишь в летописцы истории, причем желательно под конвоем из парочки членов Ордена. Вот уж Панда мог бы обрадоваться, что ученик, наконец, полностью посвятит себя благому делу, да вот только радости у того он не замечал – видимо, никак не ждал, что это будет такой ценой.
Больно даже не от того, что друзья не могут к нему относиться как обычно, просто шутить, улыбаться – в каждом жесте, движении звучит жалость и сочувствие, от которых ему становилось ещё хуже. Нет, больнее всего было от понимания, что он уже никогда не сможет сказать Аллену тех слов, которые так долго хотел произнести. Столько времени искал подходящий момент, не зная, что времени как раз и не было: в тот самый злополучный вечер, когда они, будучи втроем на задании, сидели на окраине одного из небольших, с виду вполне спокойных городков и Лави, воспользовавшись отлучкой Канды, решил, наконец, признаться – именно тогда на них напали акумы, и уже было не до разговоров. А потом, когда Уолкер вдруг вспомнил в больнице: «Ты что-то хотел тогда сказать…», его раненый товарищ лишь покачал головой и отвернулся к окну, чтобы скрыть некстати заблестевшие в уголках глаз слезы, а в голове била молотом горькая мысль: он больше не сможет ему это сказать. Никогда.
В библиотеке было тихо. Хотя с учетом того, что за окном вовсю бушевала буря, эта тишина была более чем относительная. Скорее просто – привычная, естественная. Та единственная, которая его окружала всегда и которая не давила на него чужим грузом вины и сочувствия.
Пламя свечи резко колыхнулось в воздухе от сквозняка, вызванного новым порывом ветра, и перо замерло на странице, так и не дойдя до конца строки – замерло на слишком долгое мгновение, отчего вскоре тонкая, чуть сероватая бумага под ним начала пропитываться густыми чернилами.
Нет, снова не то! Он с самого начала знал, что это плохая идея! Шелест мнущейся бумаги мягко оттенил глухой, словно мурлычащий раскат грома, и вскоре длинный библиотечный стол озарился ярким всполохом подожженного пергамента – тот сгорал быстро, рассыпаясь в мельчайшие крупицы пепла, навсегда пряча в себе невысказанные слова.
Не так – он не мог доверить эти слова бумаге. Слишком хорошо знал, что та обладает удивительной способностью лишать какое-либо событие, фразу, мысль если не всей, то большей части эмоциональности. Чувств. Признаться Аллену в письме значило бы все равно что принести ему какой-то любовный роман и ткнуть на нужную страницу - мол, на, читай. Или расписать трактат о действии гормонов среднестатистического юноши на его сознание, вызывая иллюзию чувств. Хотя – иллюзию ли? Он довольно долго думал об этом, рассуждал (к сожалению, разве что не вслух. Впрочем, и к добру, наверное - Панда бы очень удивился, услышав такие размышления своего ученика), рассматривал ситуацию с разных сторон и пришел к выводу, что это была никакая ни реакция организма, ни внезапно накатившее нежелание одиночества, ни что-либо ещё. Он его любил. Хотел быть рядом. Чувствовать его тепло, свет. И все – не так и много, правда? Но как он мог ему теперь признаться? Серенаду спеть уже явно бы не получилось! А жаль. Впрочем, не меньше, чем и неудавшейся затеи с письмом – впрочем, он с самого начала догадывался, что это не лучший вариант. Но попытка не пытка.
И вот что же теперь?- Лави откинулся в кресле, концентрируя взгляд на подрагивающем язычке пламени,- на какие-то намеки или нечаянные действия, которые не вызвали бы ненужного понимания со стороны окружающих Аллен либо не обращал внимания, либо просто воспринимал как дружеские, привыкнув к тому, что Лави всегда позволял себе гораздо больше с ним, чем следовало. А, может, просто не хотел замечать?
Пламя резко рвануло в сторону и на мгновение лизнуло бок чашки, некстати стоявшей рядом. Лави поднял глаза, отрываясь от своих дум, и заметил вошедшего в помещение виновника оных. Мальчик приветливо улыбнулся и прошел от двери, лишь на полпути слегка вздрогнув от внезапного удара грома, замерев и уже в два шага преодолев оставшееся пространство до ближайшего кресла. Лави тихо вздохнул: даже это вечно шумящее светловолосое недоразумение Ордена не обошла всеобщая мания общаться с Лави при помощи минимума слов и максимум жестов – неосознанная привычка, которой начали подвергаться все окружающие. Правда, в данном случае это его нисколько не напрягало. Напротив: ему нравилось просто молчать, сидя рядом с ним, потому что чувствовал порой в этом молчании гораздо большее, чем можно было бы облачить в слова. И это согревало. Изнутри. Странным хрупким теплом.
Аллен тем временем повесил позади себя мокрый плащ и довольно растянулся в кресле. От него пахло дождем, влажной листвой, какими-то цветами, чья пыльца была так небрежно сбита тяжелым ливнем. Так хотелось подойти к нему и зарыться носом в его влажные пряди волос, выпутывая из них этот дурманящий сладкий аромат, так странно контрастирующий с горьковатым запахом его кожи. Уолкер неспешно обвел комнату внимательным взглядом, отметив количество книг на столе – впрочем, было бы чему удивляться,- открыл было рот, чтобы что-то спросить, но вовремя поймал себя на этой мысли и лишь смущенно улыбнулся. И Лави, ловя эту улыбку, вернул её ещё более яркой, чуть покачав головой. Действительно, не надо вопросом. Он и сам любит, когда вместе с ними сидит ещё одна гостья – тишина. Кивок на чайник – будешь? Ответный со стороны мальчика, и несколько капель срываются с промокших серебристых волос. Да, чай ему сейчас точно необходим! Простудится ещё, не дай Бог.
Лави поднялся со своего места и исчез в лабиринтах стеллажей, чтобы вернуться буквально через несколько минут с дымящимся сладким ароматом чайником и лишней чашкой. Аллен чуть приподнялся, устраиваясь удобнее и внимательно следя за каждым движением юного Книжника – точным, выверенным…а ещё плавным, так что кажется: тот играет на каких-то невидимых струнах воздуха. Он никогда не думал, что, утратив возможность говорить, Лави начнет звучать совсем иначе, всем своим естеством, заполняя эту окружившую всех тишину. Только вот мало кто это замечает. Разве что, может быть, Линали… и он сам. Поэтому так и любит молчать с ним, чтобы слушать ритм его жизни. Тихое, практически всегда ровное дыхание, четкий стук сердца, шелест книг, еле слышное рассекание воздуха небрежным движением руки, громкие шаги, стук кончика пера по бумаге. Нет. Лави не перестал говорить – просто стал делать это иначе. Он не замолк – просто надо научиться его слушать.
А ещё было что-то в нем, что не смог бы услышать никто кроме Аллена – особая, тихая мелодия. Почти невесомая. Она порой опутывала его мягкой сизой дымкой тумана, такой теплой, что не хотелось вырываться из неё, а затем вновь исчезала, оставляя практически физическую потребность чувствовать её вновь, слушать те невысказанные слова и звуки, из которых она состояла. Слушать пусть не как все обычные люди, а иначе – душой, вдыхая эту музыку с воздухом, запахом канцелярских чернил, пыли потрепанных фолиантов и горячего ароматного чая.
...............
Начать его читать, словно в первый раз, при этом расчувствоваться почти до слез.
Надеяться, что он хотя бы дописанный, потому что интересно, чем все закончится.
И обнаружить, что нет.....т.т
Эх, сколько у меня недописанных фиков лежит. Некоторые даже весьма значительные по размеру. Раньше это просто было - ночью на работе скучно? Сиди пиши. Днем на учебе говорят что-то не по теме, пишешь в тетрадку, дома перепечатываешь. Три часа ночи, надо бы идти спать, а у тебя мысль прет, сидишь пишешь, какая разница - утром рано вставать не надо.
Сейчас.. все как-то иначе.
Даже немного больно, что не получается больше писать. Вернее обстоятельства не такие подходящие и располагающие.
И все-таки, раз нашла, пусть лежит. Но учтите - он не окончен, да.
Вообще подумаю, может, стоит и все остальные незаконченные найти и выложить. Пусть.
Фендом: D.Gray-man
Название: Без слов (не окончен)
Пейринг: Лави/Аллен
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, романтика
От автора: не знаю, что еще сказать... разве что.. так получилось, что читала под:
Может и не совсем подходит, но пробрало сильнее.
читать дальшеЕму уже не больно. Странно как-то – да. И немного неуютно. Но этот дискомфорт скорее внутренний, возникающий, когда хочется привычно крикнуть на весь Орден «Юу!», незлобно подшутить над Алленом, сделать комплимент Линали, пока этого не слышит её вездесущий старший брат, рассказать всем сотни увлекательных историй, а вместо этого с губ срывается лишь еле слышное хрипение – в лучшем случае, а чаще – просто громкий вздох. И судорожно поднимается грудная клетка, заглатывая новую порцию сухого воздуха, а сердце болезненно сжимается в груди, когда понимаешь: «Больше никогда». Уж если даже Старик так сказал, приходится верить. Хоть и больше всего на свете не хочется.
Непривычно. Не ему одному - всему Ордену. С того самого злополучного дня. Вместе с нападением группы акум четвертого уровня на небольшую группу экзорцистов, выполнявших самое обычное дежурное задание, и последующим ранением одного из них, последствий которого никто не мог даже предположить, исчез не только его голос - исчезло много звуков из самого Ордена, словно отголоски его несчастья коснулись каждого. Затих привычный, гудящий практически из всех углов здания говор сотрудников, стали тише боевые оклики Комуи, командующего очередной сворой своих изобретений, а Линали и вовсе стала говорить деликатным полушепотом. Словно всем было совестно за то, что они могут – а он уже нет. И никакие его бодрые улыбки, никакая быстрая поступь шагов, которой он теперь ознаменовывал свое присутствие перед тем, как повиснуть на шее у давно заметившего его, но совершенно никак не среагировавшего на это Канды, не могли переубедить их. В Ордене навсегда замолк один из самых звонких колокольчиков, способный разогнать тоску и тяжелые мысли каждого из его обитателей – и ничто не могло его заменить.
Сложно. Менять выверенную до крупиц манеру работы, учиться новым приемам. Он привык к тому, что разговор и нужные слова – лучший способ, чтобы влиться в среду, подобрать ключики к каждому необходимому человеку - чтобы скорее установить необходимые в коллективе взаимосвязи. Чтобы легко выполнять прямые обязанности ученика Историка. Нет, конечно, ранение никак не повлияло на его, так сказать, должность. В конце концов, Историк должен записывать историю, а не языком чесать,- а уж как он это будет делать, только его проблемы. Тем более что, сколько ни настаивал старый Книжник на том, что Лави нужен хотя бы небольшой отдых, чтобы оправиться, сколько ни предлагал съездить на целебные источники, подышать свежим воздухом, его ученик лишь упрямо качал головой, поправлял тугую повязку на шее и брал очередную кипу книг со стола. А во взгляде была такая загнанность, такая мольба о возможности хотя бы попытаться жить как обычно, что Книжнику даже не приходила в голову мысль сделать привычную выволочку за неумение держать себя в руках. Только не в этот раз. Он понимал. Поэтому тихо уходил, осторожно прикрыв за собой дверь библиотеки.
Больно. Не физически – к этой боли он уже привык и готов был терпеть, пока не зарубцуется под бинтом свежий шрам на коже. Больно морально. Даже не от того, что теперь не может быть обычным экзорцистом как и все – что случись, как он позовет на помощь? Будет в колокольчик звенеть? А окликать раненных как? Нет, ему теперь прямая дорога лишь в летописцы истории, причем желательно под конвоем из парочки членов Ордена. Вот уж Панда мог бы обрадоваться, что ученик, наконец, полностью посвятит себя благому делу, да вот только радости у того он не замечал – видимо, никак не ждал, что это будет такой ценой.
Больно даже не от того, что друзья не могут к нему относиться как обычно, просто шутить, улыбаться – в каждом жесте, движении звучит жалость и сочувствие, от которых ему становилось ещё хуже. Нет, больнее всего было от понимания, что он уже никогда не сможет сказать Аллену тех слов, которые так долго хотел произнести. Столько времени искал подходящий момент, не зная, что времени как раз и не было: в тот самый злополучный вечер, когда они, будучи втроем на задании, сидели на окраине одного из небольших, с виду вполне спокойных городков и Лави, воспользовавшись отлучкой Канды, решил, наконец, признаться – именно тогда на них напали акумы, и уже было не до разговоров. А потом, когда Уолкер вдруг вспомнил в больнице: «Ты что-то хотел тогда сказать…», его раненый товарищ лишь покачал головой и отвернулся к окну, чтобы скрыть некстати заблестевшие в уголках глаз слезы, а в голове била молотом горькая мысль: он больше не сможет ему это сказать. Никогда.
В библиотеке было тихо. Хотя с учетом того, что за окном вовсю бушевала буря, эта тишина была более чем относительная. Скорее просто – привычная, естественная. Та единственная, которая его окружала всегда и которая не давила на него чужим грузом вины и сочувствия.
Пламя свечи резко колыхнулось в воздухе от сквозняка, вызванного новым порывом ветра, и перо замерло на странице, так и не дойдя до конца строки – замерло на слишком долгое мгновение, отчего вскоре тонкая, чуть сероватая бумага под ним начала пропитываться густыми чернилами.
Нет, снова не то! Он с самого начала знал, что это плохая идея! Шелест мнущейся бумаги мягко оттенил глухой, словно мурлычащий раскат грома, и вскоре длинный библиотечный стол озарился ярким всполохом подожженного пергамента – тот сгорал быстро, рассыпаясь в мельчайшие крупицы пепла, навсегда пряча в себе невысказанные слова.
Не так – он не мог доверить эти слова бумаге. Слишком хорошо знал, что та обладает удивительной способностью лишать какое-либо событие, фразу, мысль если не всей, то большей части эмоциональности. Чувств. Признаться Аллену в письме значило бы все равно что принести ему какой-то любовный роман и ткнуть на нужную страницу - мол, на, читай. Или расписать трактат о действии гормонов среднестатистического юноши на его сознание, вызывая иллюзию чувств. Хотя – иллюзию ли? Он довольно долго думал об этом, рассуждал (к сожалению, разве что не вслух. Впрочем, и к добру, наверное - Панда бы очень удивился, услышав такие размышления своего ученика), рассматривал ситуацию с разных сторон и пришел к выводу, что это была никакая ни реакция организма, ни внезапно накатившее нежелание одиночества, ни что-либо ещё. Он его любил. Хотел быть рядом. Чувствовать его тепло, свет. И все – не так и много, правда? Но как он мог ему теперь признаться? Серенаду спеть уже явно бы не получилось! А жаль. Впрочем, не меньше, чем и неудавшейся затеи с письмом – впрочем, он с самого начала догадывался, что это не лучший вариант. Но попытка не пытка.
И вот что же теперь?- Лави откинулся в кресле, концентрируя взгляд на подрагивающем язычке пламени,- на какие-то намеки или нечаянные действия, которые не вызвали бы ненужного понимания со стороны окружающих Аллен либо не обращал внимания, либо просто воспринимал как дружеские, привыкнув к тому, что Лави всегда позволял себе гораздо больше с ним, чем следовало. А, может, просто не хотел замечать?
Пламя резко рвануло в сторону и на мгновение лизнуло бок чашки, некстати стоявшей рядом. Лави поднял глаза, отрываясь от своих дум, и заметил вошедшего в помещение виновника оных. Мальчик приветливо улыбнулся и прошел от двери, лишь на полпути слегка вздрогнув от внезапного удара грома, замерев и уже в два шага преодолев оставшееся пространство до ближайшего кресла. Лави тихо вздохнул: даже это вечно шумящее светловолосое недоразумение Ордена не обошла всеобщая мания общаться с Лави при помощи минимума слов и максимум жестов – неосознанная привычка, которой начали подвергаться все окружающие. Правда, в данном случае это его нисколько не напрягало. Напротив: ему нравилось просто молчать, сидя рядом с ним, потому что чувствовал порой в этом молчании гораздо большее, чем можно было бы облачить в слова. И это согревало. Изнутри. Странным хрупким теплом.
Аллен тем временем повесил позади себя мокрый плащ и довольно растянулся в кресле. От него пахло дождем, влажной листвой, какими-то цветами, чья пыльца была так небрежно сбита тяжелым ливнем. Так хотелось подойти к нему и зарыться носом в его влажные пряди волос, выпутывая из них этот дурманящий сладкий аромат, так странно контрастирующий с горьковатым запахом его кожи. Уолкер неспешно обвел комнату внимательным взглядом, отметив количество книг на столе – впрочем, было бы чему удивляться,- открыл было рот, чтобы что-то спросить, но вовремя поймал себя на этой мысли и лишь смущенно улыбнулся. И Лави, ловя эту улыбку, вернул её ещё более яркой, чуть покачав головой. Действительно, не надо вопросом. Он и сам любит, когда вместе с ними сидит ещё одна гостья – тишина. Кивок на чайник – будешь? Ответный со стороны мальчика, и несколько капель срываются с промокших серебристых волос. Да, чай ему сейчас точно необходим! Простудится ещё, не дай Бог.
Лави поднялся со своего места и исчез в лабиринтах стеллажей, чтобы вернуться буквально через несколько минут с дымящимся сладким ароматом чайником и лишней чашкой. Аллен чуть приподнялся, устраиваясь удобнее и внимательно следя за каждым движением юного Книжника – точным, выверенным…а ещё плавным, так что кажется: тот играет на каких-то невидимых струнах воздуха. Он никогда не думал, что, утратив возможность говорить, Лави начнет звучать совсем иначе, всем своим естеством, заполняя эту окружившую всех тишину. Только вот мало кто это замечает. Разве что, может быть, Линали… и он сам. Поэтому так и любит молчать с ним, чтобы слушать ритм его жизни. Тихое, практически всегда ровное дыхание, четкий стук сердца, шелест книг, еле слышное рассекание воздуха небрежным движением руки, громкие шаги, стук кончика пера по бумаге. Нет. Лави не перестал говорить – просто стал делать это иначе. Он не замолк – просто надо научиться его слушать.
А ещё было что-то в нем, что не смог бы услышать никто кроме Аллена – особая, тихая мелодия. Почти невесомая. Она порой опутывала его мягкой сизой дымкой тумана, такой теплой, что не хотелось вырываться из неё, а затем вновь исчезала, оставляя практически физическую потребность чувствовать её вновь, слушать те невысказанные слова и звуки, из которых она состояла. Слушать пусть не как все обычные люди, а иначе – душой, вдыхая эту музыку с воздухом, запахом канцелярских чернил, пыли потрепанных фолиантов и горячего ароматного чая.
...............
@темы: Грустное, Мысли вслух, Творчество, fanfiction, OTP, D.Gray-man, на память, бывает же
Правда, почему после... можно и совместить в течение этих пары лет.
